Начало

(часть 5)

По инициативе военного губернатора Семиреченской области, Колпаковского, в 1868 году были приняты «Временные правила о крестьянских поселениях в Семиречье», определившие порядок колонизационного процесса, вплоть, до 1883 г. В соответствии с этими правилами, в распоряжение каждой переселенческой семьи предоставлялось 30 десятин (на каждую мужскую душу), а также, в срок на 15 лет – освобождение от всех налогов и оплата всех судебных издержек в размере до 100 рублей. В 1883 г. вступили в силу новые правила, ограничившие привилегии переселенцев.

Размер земельного участка уменьшился до 10 десятин, освобождение от налогов – до трех лет, следующие три года налоги платились только в половинном размере. В течение трех лет льготный период освобождения от налогов увеличился до пяти лет. С 1889 года начали действовать опять другие правила, на основании которых полномочия по определению размера предоставляемого переселенцам земельного участка переходили к местным органам власти.

Ввиду самых разных причин, Средняя Азия была для русских переселенцев, действительно, очень экзотичной областью. Среднеазиатские климатические условия: суровые «скандинавские» зимы, летом, наоборот, как в ливийской пустыне, играли очень значительную роль в «привлекательности» этого региона для европейских мигрантов: они не особенно сюда стремились. После Второй мировой войны, в течение которой в Среднюю Азию из европейской части СССР эвакуировалось около трех миллионов жителей из Украины, Белоруссии, Латвии, Эстонии и Ленинграда, большая часть переселенцев после краткого периода временного проживания вернулась обратно домой.³¹

И в XIX-ом столетии многие русские переселенцы тоже возвращались обратно домой: им не удалось привыкнуть к условиям Туркестана, так сильно отличавшимся от того, к которым они привыкли. Ниже приводятся воспоминания одного переселенца, Ивана³²: описание его пути (1876 г.) в Туркестан и причины возвращения³³:

Левый берег Волги, 2011г.

«Жили мы прежде в лесных сторонах, на левом берегу Волги. Пахотной земли мало; нет-нет, да и выберешь место, и запахаешь в чужом-то лесу, а то бывало и так, что не только для себя, а и на продажу чужой лес рубили.

Прежде все с рук сходило, а потом в лесах другие порядки завелись. Пришли землемеры, разверстали леса на участки, сторожей насилу нагнали, штрафы пошли – сильно начали допекать штрафами, а потом и по судам таскать. Одолели нас леса – скотину выгнать некуда. Прежде, от этих самых лесов кормились: лыко драли, деготь гнали, пчелу водили, а тут от лесу совсем отступиться пришлось. Пойдут бабы сук собирать – деньги требуют. Порубка случилась – по целой деревне обыск. Пробовали, было, миром участок купить – не продают, вас, говорят, только пусти в лес, а там разбирать не станете. С одного поля семью прокормить нельзя – земли мало, а урожай, если с одного зерна получишь семь зерен, то хвали Бога, что хоть столько дал. Как так можно прожить?!

Однажды в нашу деревню, после нескольких лет отсутствия, вернулся Миколка. Теперь он был хорошо одет, он рассказывал, какая плодородная почва в Азии, у реки Сыр-Дарьи: из одного зерна получаешь тридцать зерен. Все, что он сказал, подтвердил и один татарский купец, родом из тех краев. Когда же мы его спросили, как он туда попал, так говорил, что надо ехать сначала в направлении на Самару, потом в Оренбург и оттуда – к Сыр-Дарье, на крепость Казалинск, там вам дадут новую землю.

Собраться в путь было совсем непросто, но в конце концов, в начале зимы, сразу же после того, как выпал снег, мы отправились в дорогу. Мы ехали на санях и с лошадьми мы добрались до Орска, а это уже далеко за Оренбургом, за Губерлинскими горами³⁴.

Мы берегли коней и двигались медленно, на каждой остановке мы расспрашивали о дороге. Ехало очень много людей, некоторые и на шестерых санях, полных самых разных вещей. Мы хотели достичь степи весной. Поблизости Орска мы встретили также обоз с переселенцами из Воронежа. У их телег были колеса, тянули их не кони, а волы, телеги были длинными, с сильными осями, закрепленными на железе, колеса – дубовые. Они говорили, что на санях и с конями дальше ехать невозможно.

Лошадей продали на базаре; хорошо еще, что за русских лошадей в Орске давали рублей по сто за пару, а то и больше. Купили волов, но мелких, других там и нет; рублей по сорок, по пятьдесят за пару платили. Сладили телеги, на каждую телегу по две запасные оси; говорят, как бы еще в дороге третьей не понадобилось. И волов еще запасных прикупить пришлось, татарин встречный посоветовал, да и дай Бог ему за то здоровья; после увидели, что без них бы и не добрались бы.

Прошли Орск, зеленые степи кончились, пошли пески да солончаки; дошли до города Иргиза. Мертво и безлюдно в этом городе. На базаре только одних киргизов и видишь, продают коровенок, да чахлых таких, у нас годовая телка рослее; правда, и цена не велика, поторгуешься, так и за пять рублей отдаст. Переночевали в Иргизе, на рассвете дальше пошли; а что дальше, то хуже: жара и пыль одолевают. Ни кустика, ни травинки не видно, так что бабы и ребятишки начали по сторонам дороги сухой помет собирать, чтобы было чем на привале огонь развести.

Ванюшка поминутно кричит: «Мама, пить хочу», – а откуда воды возьмешь, кроме колодезной, и в помине нет. Говорили, что до самого Сыра другой реки и не будет, а колодцы далеко один от другого; не во всяком колодце и вода хороша; есть такая соленая и вонючая, что и скотина пить не станет.

Падать начала скотина, кормить нечем; штук восемь по дороге бросили. Тут на несчастье и бабушка Аксинья разнемоглась, солнцем видно голову припекло; хоть и устроили ей навес из рогожи над телегой, да старуха была шустрая, не сидится ей, как обоз остановится, так и слезет, да от воза до воза и ходит, с каждым поговорить ей хочется. А как занедужилось ей сильно, так на возу пластом лежит, только охает, приподняться не может. Помочь тут нечем; кто на последнем колодце воды запас, принесет ей, а она и пить не хочет; на ночлег стали, кашу сварили – не ест; «смерть, говорит, моя пришла, раньше знала, что в дороге помереть придется, не хотела только вас одних отпустить – то, да и из-за меня вам не след оставаться было, много горя натерпелись, авось, Бог даст, на новых местах лучше будет». На другой день не успели до ночлега дойти, она и Богу душу отдала. Похоронили в песчаном бугре; Петр из истертых осей крест сладил.

Путь русских переселенцев через Самару и Орск в Казалинск (1800 км)

Мы добрались до Казалинска, где трава была получше, мы видели аилы, обработанную почву, а вдали, у реки Сыр-Дарья – целый ряд ветряных мельниц, таких же, как и у нас.

В Казалинске мы ждали неделю или две, потом нас отвели на новое место, где-то в трех верстах от города. «Здесь можете строить». Как же мы сможем строить, когда леса тут нет, а за палку толщиной в руку на базаре хотят рубль.

Кой-кто киргизов послушал: на базаре кошменные кибитки купил, рублей по 20, по 30 дал, да ведь кибитка не изба, в ней и печи не приладишь, русскому человеку так жить нельзя; больше на возах ночевали.

Стали земли осматривать. Отвели земли под пахать от реки версты за четыре или пять, мерой не скупились, правда, было бы только засеять чем; а земля сухая, твердая, песком пересыпана. Как, думали, эту землю пахать будем? Нужно тут поливать землю, воду на нее провести, а как провести, киргизы, мол, покажут.

Петр Саввич Уткин, Утро. Чигирь. (Государственный Русский музей Санкт-Петербург), <http://www.artsait.ru>

Пошли соседние киргизские земли осматривать. Урожаи везде хорошие; каждое поле канавками перерезано, по которым вода бежит, запрудят канавку – вода поле заливает. Дошли до реки – подивились. Берег высокий, вода низко; где черпаками, где колесом, чигирем, воду подымают.

Мы советовались, что делать: более половины переселенцев хотели, перезимовав, вернуться обратно, остальные – решили остаться. Хорошие ремесленники, главным образом, плотники, нашли хорошую работу в городе.

На помощь пришли солдаты из города. Наступила зима, сильно дуло, топить было нечем: кончились запасы саксаула и камыша, надо было их закупать. Когда киргизы это увидели, так сразу подняли цены в три раза.

Как только полил дождь, то все крыши потекли, стены новых жилищ размокли. Тот, кто купил кибитку, оказался в немного лучших условиях.

Весна пришла в начале февраля, и сразу надо было начать и сев, и орошение. Пахать было почти невозможно, земля была очень твердой. Для орошения потом пришлось поставить чигирь, одного было мало, да и даже трех их не хватило бы на ту площадь, которую им надо было обрабатывать».

В обратный путь Иван, его семья и другие переселенцы отправились в конце марта.

Предыдущая история – это неуспешно закончившийся пример того, как переселенцы не смогли адаптироваться к абсолютно другим климатическим и хозяйственным условиям. Те же крестьяне, которые оказались способны приспособиться к изменению условий, часто достигали сверхвысоких урожаев.

Переселенческий хутор в Надеждинском поселке (Туркестан) с группой крестьян. 1911г. С.М.Прокудин-Горский <http://prokudin-gorskiy.ru/>.

Туркестан. Голодная степь, поселок Спасский, молитвенный дом, 1911г. С. М. Прокудин-Горский <http://prokudin-gorskiy.ru/>.

В некоторых частях Туркестана ситуация была прямо противоположной: на территории сегодняшнего Кыргызстана, в окрестностях озера Иссык-Куль, климат был очень благоприятный, (несравнимо лучше, чем степной и полупустынный), здесь также была плодородная почва. Той было вначале больше, чем достаточно, так как, большинство местного киргизского населения земледелием не занималось и, только кочевало со своими стадами по горам.

О приходе русских на Иссык-Куль рассказывает Юра³⁵, живущий в приозерном поселке Тамга:

«На территорию современного Кыргызстана наш дедушка пришел после 1850 г.: родственники со стороны отца пришли сюда из Курской губернии, а со стороны матери, из Воронежа. Русские шли по северной стороне озера Иссык-Куль и оставались там, где кому понравилось. На южном берегу, там, где теперь Боконбаево, основателем осады стал Кольцов, поэтому и поселок стал называться Кольцовкой³⁶ и, только, позднее его переименовали на Боконбаево.

Телеги, на которых русские пришли в поселок Тамгу (карта на с. 51), тянули быки. Кроме земледелия, переселенцы занимались охотой – на памирских архаров (горных баранов Марко Поло), зайцев, серн. Когда они пришли в Тамгу, им пришлось выкорчевать облепиху, которой здесь было огромное количество и потом только начать обрабатывать, и удобрять почву.

Дедушка матери – Семен Николаевич Николаев, (Юрин прадедушка) пришел в Каракол³⁷, где им был построен самый первый дом в городе. Переселенцам должны были выкорчевать кустарник, подготовить поле, подвести арыки, а почва тут была очень плодородной: из 1 ведра картофеля было собрано 10 мешков, из ведра пшеницы получали 8–10 мешков. Большой урожай приносило и выращивание овощей. Кроме того, было возможным и пользоваться такими дикорастущими плодами, как облепиха, дикая смородина – хватило только протянуть руку и сорвать. Поэтому такие места, русским пришлись по душе.

Киргизы, которые жили в окрестностях, были кочевниками, но у них тоже были какие-то свои поля, где они сеяли просо для того, чтобы потом из него делать бозо, которое потом они пили вместо пива».

Продолжение

31 Steiger, A. J. Republics of Soviet Central Asia. Far Eastern Survey, Vol. 15, No. 11 (Jun. 5, 1946), p. 170.

32 Переселенцы в Туркестанском крае. Родина. Санкт-Петербург, 1880. № 3, с. 148–161.

33 Переселенцы в Туркестанском крае. Родина. Санкт-Петербург, 1880. № 3, с. 148–161.

34 В южной части Уральских гор. 35 По данным Киргизской советской энциклопедии, Кольцовка была основана в 1912 году.

35 Юра родился в 1949 году, он живет в с.Тамга на южном берегу озера Иссык-Куль. Его отец родился в 1904 году, мать – в 1910 году, они сыграли свадьбу в 1931г., когда отцу было 28 лет.

36 По данным Киргизской советской энциклопедии, Кольцовка была основана в 1912 году.

37 Каракол был основан в 1869 году, с 1889 года он назывался Пржевальском и с 1922 года – опять Караколом, с 1939 года – Пржевальск и с 1992 года – опять Каракол.

Пётр Кокайсл, факультет экономики и менеджмента, (Czech University of Life Sciences) Прага

Амирбек Усманов, Радио Свобода – Азаттык, Прага