Это как первое впечатление «совка» или бывшего «совка», выехавшего в «цивилизацию». Идущие навстречу незнакомые люди улыбаются, источая доброжелательность. Поначалу это отпугивает. Как-то вот не хамят, по-родному, по-нашему, по-вахтерски. Ты только начинаешь привыкать, приветливо улыбаться в ответ, не прятать глаза в пол, говорить комплименты – приходит пора возвращаться. И новый этап погружения в реальность. Уже у себя. Где приобретенная доброжелательность и вежливость расценивается как «излишнее внимание», часто двусмысленно. Окружающих если не ошарашивает, то удивляет. Смиряешься, через пару-другую дней приходит привычная, будничная серость.
Вот и на Иссык-Куле… Неожиданно для себя ты открываешь, что люди не смотрят здесь под ноги или в себя, отрешенно и сосредоточено. Их взгляд уже не скользит равнодушно поверх и сквозь, он непривычно устремлен друг на друга. Как будто снят шлейф, вуаль, не знаю – паранджа. Но что-то происходит.
Может быть, это и есть главная причина, почему народ едет на побережье, пляж, курорт.
«Себя показать, на других посмотреть», - загадочно пробормотала соседка в бриллиантах.
Может, именно этот непривычный в офисно-планктонной среде, в городской суете фокус ближнего видения и влечет потом за собой увеличенные в пропорциях роковые последствия: курортные романы, демографические волны, куча болезней от излишнего трения без ограничений, пустые ожидания. А может, не пустые. Когда-то на таком же пляже приплыл же Грей к Ассоль – предание гласит. Вот парусная регата собралась, не алая, но все же.
Может быть, в этом виновата повышенная температура воздуха, влекущая зашкаливающий гормон, пляжную негу и актуальный здесь как нигде алкогольный антидепрессант.
Люди здесь меняются. Это точно. Достаточно посмотреть на выражения лиц, послушать непривычно, где-то нарочито звонкий гомон голосов, понаблюдать за замедленным действием полуденных и полуночных теней.
Люди здесь меняются. Многие едут сюда снять с себя опостылевшие маски, некоторые наоборот. Кто-то ждет весь год, чтобы одеться и сыграть нереализованную роль «первого на деревне», вернее, на пляже Дона Кувана, как тот байкешка в огромной ковбойской шляпе, шортах с барсеткой наперевес. На полуденном пирсе среди полуголых невыгодно отличающихся, по его мнению, от него отдыхающих. Кто-то – роковую красавицу на том же пирсе в то же время с вечерним макияжем на 12-сантиметровой платформе.
Кто-то, наоборот, снимает латы и доспехи, как тот забавный отец семейства, перекатывающийся со своими чадами-копиями, забывшись в пляжный футбол. Мало кто узнает в нем солидного министерского чиновника. Это просто невозможно, дело даже не в костюме, вернее в его отсутствии. Его лицо источает такое добродушие, азарт и любовь к жизни, что сотрудники, знающие шефа не понаслышке, представить себе не могут этой картины в царстве папок и указов. Не говоря уже о потребителях его услуг – простых граждан, сейчас равнодушно лежащих неподалеку на полотенцах и лежаках.
Потом заходит солнце, поднимается луна, переворачивается повседневный характерный для городской среды график. Часть народа спускает пары в ритмичной тантре дискотек и баров, кто-то придается ритуальным омовениям – нагими в озере в полнолуние, кто-то ищет подвигов и скоротечной славы, кто-то просто умиленно засыпает, внимая пению цикад.
Исск-Куль — это не просто туристическая зона, это место, куда люди едут преображаться. Как та лягушка из притчи.
Луна и озеро смотрят на все эти метаморфозы, иногда иронично, иногда покатываясь со смеху, чаще меланхолично, реже раздраженно. Они уже привыкли к природе людей. Им даже неинтересно их обсуждать. Они сами, отражаясь друг в друге, меняют цвет и тон, снисходительно прощая людям всю их суету. Вода — великодушно отражая маски, луна - иронично поглядывая сверху.
Жаркынай Куват
